К семи часам вечера он вызвал Семена, начальника своей охраны, и поставил перед ним задачу найти мальчишку немедленно. Не трогать, не мешать ему, а лишь выяснить: где он и что с ним. И велел при этом докладывать о результатах каждый час. Не потому что не доверял Семену или считал его глупей себя. Нет, он просто не мог успокоиться, а это заполнило бы тянувшееся бесконечно время. Лучше обсуждать с Семеном его поиски, чем ходить из угла в угол, как лев по клетке.
        Семена Скоробогатов ценил и даже по-своему любил, Семен был предан ему как пес. Бывший опер, которого Скоробогатов вытащил из грязи, поклонялся ему, как идолу. И Скоробогатову это льстило. Но кроме преданности, у него было немало других достоинств: Семен жил одиноко, отлично знал свое дело, на него можно было положиться в самых щекотливых вопросах. У него нашелся только один пунктик, на который Скоробогатов смотрел сквозь пальцы: Семен обожал собак. Говорили, что и жена от него ушла из-за собак. Он держал их штук шесть или восемь. И ни одной породистой. Он подбирал их на улице – тех, которых особенно жалел. Кормил, чесал, лечил, выгуливал. Они поглощали все его свободное время. При этом с пафосом пояснял, что все его собаки – отличные ищейки. Некоторые ходят по следу, а некоторые выучены на поиск наркотиков. Но все понимали, что это ерунда.
        Через час Семен знал фамилии и телефоны всех, кто уехал на дачу вместе с Ваней. Их было девять человек. У шестерых мобильники находились вне зоны доступа, а троих удалось отловить – к девяти вчера Семен доставил их домой к Скоробогатову. Никто из них до этого Ивана не знал, познакомились они на даче. Из всей компании хорошо знали друг друга только шестеро студентов биофака, остальные были их гостями – в том числе Иван.
        Имя Людмилы показалось Скоробогатову знакомым, и он позвал Ирэну.
        – Да, Людочка была у нас, – подтвердила та. – Она учится в университете. По-моему, что-то связанное с зоологией. Хорошая девочка, из хорошей семьи, я была рада, что Ваня привел ее к нам домой.
        У Скоробогатова скоро заболела голова от повторения имен и бесконечного круга вопросов, которыми Семен мучил подростков. Но ничего нового выяснить не удалось: почему уехал Иван, никто не знал и не помнил. Он ни с кем не прощался, сел в машину и уехал. Они смотрели салют, пили шампанское, и никому до Ивана не было дела. Только одна мысль почему-то очень тревожила Скоробогатова: почему и как на месте Ивана оказался Егор? И Ивана после этого больше не видели. Зато все видели Егора, и никто не знал, кто он такой и откуда взялся.
        Ребят отпустили, а Скоробогатов велел Семену выяснить, кто такой этот Егор и почему он не попал в его список. На всякий случай он даже позвонил хозяйке дачи и нашел, что это вполне приличная женщина. Но она ничего не знала ни про Ивана, ни про Егора.
        Ночь прошла в безуспешных поисках: никакого Егора найти не удалось, все остальные версии о местонахождении Ивана тоже не подтвердились. Семен методично обзвонил всех его друзей и знакомых, каких смог достать, проехал по клубам и ресторанам, в которых Иван мог побывать. Его нигде не видели. Не видели даже похожего на него. Его мобильник приятным женским голосом сообщал о том, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети.
        Часов в десять утра позвонила хозяйка дачи и сообщила, что Иван действительно уехал в половине первого ночи и не возвращался обратно.
        Скоробогатов, не спавший две ночи, пришел в отчаянье. На этой даче его сына видели последний раз, значит, оттуда и надо начинать поиски. Семен с ним согласился и в поездку взял двух своих «ищеек» и одного «быка». «Быка» звали Вовой, и он напомнил Скоробогатову девяностые годы: бритые затылки, кожаные куртки, лопающиеся на крутых плечах, короткие толстые шеи. Этот «бык» казался пародией на «братков» начала его карьеры. Впрочем, сам Скоробогатов ничем от них тогда не отличался.
        По пути на дачу – а Семен успел выяснить, как туда добираться, – им дважды пришлось останавливаться. В первый раз Скоробогатову показалось, что он видел Ванечку в толпе у магазина, а второй раз – на заправке стоял его «мерседес». Семен напомнил, что Иван уехал на «семерке», поскольку «мерседес» в ремонте.
        До дачи оставалось не более полукилометра, когда машину остановил сам Семен.
        – Сиди здесь, Николаич, – велел он, вышел из джипа и вернулся на несколько шагов назад.
        Скоробогатов вдруг испугался. Он испугался так сильно, что перестал дышать и зажмурился. Место, где Семен остановился, было пустынным. С обеих сторон дороги стоял лес. Перед ними по свежему снегу проехала лишь одна машина. Наверное, это и была хозяйка дачи. Никого. Ни домов, ни пионерских лагерей, только лес и заснеженная дорога.
        Семен открыл заднюю дверь и вывел на снег своих ищеек. Скоробогатов побоялся его спросить, что он там нашел, а Семен, мрачнее тучи, ничего ему не сказал.
        Он вернулся минут через пять, которые показались Скоробогатову пятью часами.
        – Слышь, Николаич… – начал Семен робко и вкрадчиво, – ты тока не бери в голову. Я машину его нашел…
        – Что?
        – Семерка его в кювете лежит, на бок перевернута. Пустая она.
        – Это не его, – сразу решил Скоробогатов.
        – Смотри сам.
        – Да я даже смотреть не хочу. Я говорю, это не его машина.
        – Николаич, возьми себя в руки. Это его машина. Я точно знаю. Я думал собачек по следу пустить, да снегом все завалило, не чуют они ничего.
        В отличие от Семена, Скоробогатов уже понял, что Ивана нет в живых. Теперь он знал это так же точно, как и то, что дальнейшие поиски бесполезны. Наверное, он понимал это с самого начала, с того момента, как Ирэна сказала ему о том, что с Ванечкой сейчас что-то случится. Но глупая, нелепая надежда на то, что он ошибся, все еще согревала ему сердце. Семен не смог бы этого понять, для него нет тела – нет дела. А Скоробогатов знал, давно знал, что Ванечка покинул их навсегда. Но все равно верил в чудо. И хотел продолжать верить в чудо, и продолжал бы, наверное, если бы не пустая машина, лежащая в кювете…
        Собачки почему-то жались к ногам Семена и тихо поскуливали. Скоробогатов подумал, что они ничего не учуют, даже если сапоги крепко смазать одеколоном и пустить их по следу через пять минут. Эта мысль до того его рассмешила, что он захихикал. Он хихикал долго, а потом разрыдался. Ему пришло в голову, что если бы собаки Семена умели брать след, то уже нашли бы Ванечку.
        Убитая надежда медленно вытекала из глаз, оставляя вместо себя желание отомстить всему миру за смерть сына. Всем! Хозяйке дачи, у которой дом оказался недостаточно хорош. Людмиле, которая не смогла найти лучшего места для встречи Нового года и не удержала мальчика около себя. Егору, который почему-то немедленно занял его место. Отомстить за то, что все они живы, а его ребенок – уже нет.
        – Поехали, Семен, – мрачно выжал из себя Скоробогатов.
        – Слышь, Николаич, может, он попутку поймал? – Семен попробовал вернуть нелепую надежду.
        – Не поймал, – скривил губы Скоробогатов. – Не поймал! Это они, они все виноваты, все! Все!
        – Николаич, ты это… погоди. Не горячись. Еще ж ничего не ясно. Я сам с детишками поговорю.
        – Не смей соваться не в свое дело! – взорвался Скоробогатов. Обычно он не кричал на Семена.
        Семен опустил голову. Не обиделся, нет. Впрочем, Скоробогатову было все равно. Ему надо было вылить свою боль, пока она не схватила за горло, пока не задушила его совсем. Все что угодно, только не думать о том, чего нельзя вернуть!
        Колючий взгляд прищуренных глаз Семена на минуту стал ласковым.


        – Надо бы котел протопить, – вздохнула Юлькина мама.